Нацистская Германия и ее союзники занимались истреблением советского населения в чудовищных масштабах. Тысячи населенных пунктов в СССР были полностью уничтожены агрессорами вместе с их жителями.
Война, которую нацистская Германия вела против Советского Союза, была войной на уничтожение. Если в оккупированных западных странах агрессоры еще пытались сохранять видимость цивилизованного отношения к местному населению, то с «недочеловеками» на востоке они не церемонились.
Семь с половиной миллионов граждан были преднамеренно убиты немецкими карателями на оккупированных территориях СССР: казнили евреев, цыган, коммунистов, а также мирных жителей, подозреваемых в оказании помощи партизанам. За одного убитого последними немецкого солдата могли сжечь всю деревню вместе со всеми ее обитателями.
В военных преступлениях были замешаны не только специально созданные для уничтожения евреев и большевиков «эскадроны смерти» — айнзацгруппы, но и солдаты войск СС и вермахта. Активную помощь им оказывали прибалтийские, белорусские, украинские и русские коллаборационисты.
Бабий Яр
19 сентября 1941 года немецкие войска взяли столицу советской Украины — Киев, а уже спустя восемь дней в городе начались массовые казни. Первыми жертвами стали 752 пациента местной психиатрической больницы.
Вслед за ними пришла очередь еврейского населения Киева. Людям было приказано явиться к 8 утра 29 сентября к оврагу Бабий Яр на северо-западной оконечности города якобы для проведения переписи и дальнейшего переселения. Отказ подчиниться карался смертью.
Тысячи людей шли с вещами к своей гибели, даже не осознавая этого. Тех, кто догадывался о своей участи и впадал в панику, немецкие солдаты тащили насильно. «Мама, как могла, прикрывала нас, старалась, чтоб удары попадали ей, а не нам», — вспоминала чудом оставшаяся в живых Геня Баташева.
29-30 сентября было расстреляно 33 771 человек. Таким образом за два дня немцы уничтожили почти все еврейское население Киева. Вплоть до освобождения города Красной Армией в 1943 года в Бабьем Яру было убито от 70 до 200 тысяч человек.
Хатынь
Утром 22 марта 1943 года подразделение 118-го полицейского охранного батальона в Минской области советской Белоруссии попало в засаду, устроенную партизанской бригадой «Дяди Васи» Василия Воронянского. В ходе перестрелки было убито несколько солдат и любимец самого Адольфа Гитлера — чемпион берлинской Олимпиады 1936 года по толканию ядра гауптман Ганс Вельке.
По следам отступивших в деревню Хатынь партизан шел сам 118-й батальон, состоявший в основном из украинских коллаборационистов, а также печально известный своей жестокостью батальон СС «Дирлевангер». После скоротечного боя деревню пришлось оставить, и она немедленно была взята в кольцо карателями.
Жителей силой выгнали из домов на улицу и согнали в сарай, где и заперли. После того, как украинцы подожгли соломенную крышу, внутри началась паника. Люди стали кричать, плакать, молить о пощаде и ломиться в запертые ворота.
Когда спустя несколько минут люди выбили дверь и стали выбегать из сарая, полицаи открыли по ним шквальный огонь из автоматов и пулемета.
149 человек были заживо сожжены карателями в запертом сарае деревни Хатынь. 75 из них были детьми, младшему из которых — Толику Яскевичу — на тот момент исполнилось всего лишь семь недель. Вслед за убийством жителей, немцы и украинцы разграбили, а затем сожгли дотла и саму деревню.
Руководившему полицаями в ходе казни начальнику штаба 118-ого батальона Григорию Васюре удалось скрыть свое прошлое и после окончания войны спокойно жить в Советском Союзе, выдавая себя за ветерана-фронтовика. Лишь в 1986 году 71-летнего карателя раскрыли и вскоре расстреляли.
Хатынь была далеко не первой и не последней советской деревней, уничтоженной немцами вместе с ее жителями в ходе Великой Отечественной войны. Однако именно она стала одним из наиболее известных символов жестокости нацистов на оккупированных территориях СССР.
История уничтожения Хатыни легла в основу самого страшного фильма о Второй мировой войне — «Иди и смотри» режиссера Элема Климова. «Я тогда задумался: а ведь про Хатынь в мире не знают! Про Катынь, про расстрел польских офицеров знают. А про Белоруссию — нет. Хотя там ведь было сожжено более 600 деревень! И я решил снять фильм об этой трагедии», — говорил режиссер.
Корюковка
В ночь на 27 февраля 1943 года партизаны соединения Алексея Федорова атаковали венгерский гарнизон, расквартированный в поселке Корюковка Черниговской области Украины. Рейд оказался удачным: погибло 78 солдат противника, восьмерых взяли в плен, были взорваны лесозавод, комендатура, железнодорожная станция, мост и склад с горючим. Кроме того, из местной тюрьмы освободили больше сотни узников.
В отместку оккупанты провели акцию возмездия, но не против партизан, а против жителей самого поселка Корюковка. 1 марта отряды СС, подразделения 105-й венгерской дивизии и украинской вспомогательной полиции взяли населенный пункт в плотное кольцо.
Под видом проверки документов каратели заходили в дома и расстреливали хозяев. Других просто запирали в их жилищах и сжигали живьем, а тех, кому удалось выбраться, добивали из автоматов. Местами массовых казней стали здания театра, школы, ресторана и поликлиники. В надежде спастись почти 500 человек бежали в церковь, но их убили и там, вместе со священником.
В течение двух дней каратели сожгли 1390 домов и убили около 6700 человек (5612 тел так и остались неопознанными), что делает Корюковскую трагедию одним из самых страшных военных преступлений нацистов во Второй мировой войне.
Через две недели в поселок вошла Красная Армия. Вот только встречать освободителей было уже практически некому.
Маша Брускина
Фотография казни минской подпольщицы Маши Брускиной впервые была опубликована в газете «Комсомольская правда» еще в 1944 году. Она фигурировала и на Нюрнбергском процессе в 1946 году. Этот снимок использовал и кинорежиссер Михаил Ромм при съёмках фильма «Обыкновенный фашизм».
26 октября 1941 года, когда гитлеровские каратели устроили первую на оккупированной территории СССР публичную казнь активных участников патриотического подполья в Минске. Это была акция устрашения. Оккупанты рассчитывали таким образом напугать население города, парализовать их волю к активному сопротивлению. Одним из казненных героев была Маша Брускина — семнадцатилетняя школьница 28-й средней школы города Минска.
Маша, оказавшись в оккупированном нацистами Минске, активно включилась в зарождающееся в городе антифашистское движение. Обесцветив волосы и скрыв, что она еврейка, по поддельному документу, оформленному на фамилию своей матери, Бусаковой, Маша в начале июля 1941 года смогла устроиться на работу медицинской сестрой в лазарете для раненых советских военнопленных. Десятиклассница помогала командирам и красноармейцам после их выздоровления бежать, а затем переправлять их в партизанский отряд. Юная подпольщица собирала для них гражданскую одежду, доставала бланки «аусвайсов».
Подпольная группа А. Труса, в которую входила Маша Брускина, за короткое время переправила в лес к партизанам 48 человек.
Маша Брускина проявляла необыкновенную храбрость и силу воли. Не ведая страха, она готова была выполнить любое задание подполья.
Один из спасенных девушкой, техник-интендант 2-го ранга Борис Рудзянко, оказался предателем. Он выдал подпольную группу.
14 октября Машу Брускину арестовали. Несмотря на жестокие истязания гестаповцами, она упорно молчала и никого из соратников по подполью не выдала. В записке к своей маме, находившейся в Минском гетто (она погибла во время массового погрома в ноябре 1941 года), Маша просила передать ей её лучшее платье, самую красивую кофточку и туфли. «Хочу быть в хорошем виде…» — писала она маме, зная уже точно о том, что её ждет.
Машу Брускину ведут на казнь
Главный подвиг Маша Брускина совершила 26 октября 1941 года, во время своего последнего пути по родному городу, по улице Володарского, от ворот тюрьмы до эшафота. Под барабанный бой усиленный конвой 2-го литовского полицейского батальона, которым командовал майор Антонас Имкумкулявичус, вёл Машу Брускину и её боевых друзей — Кирилла Труса и Володю (Владлена) Щербацевича. Красивая, статная девушка в зелёном платье и светлой кофточке шла по улице с гордо поднятой головой. Всем своим видом она демонстрировала беспримерное мужество и стойкость. На груди у неё висел фанерный щит с надписью на немецком и русском языках: «Мы — партизаны, стрелявшие по германским войскам». У проходной дрожжевого завода «Красная заря» палачи повесили героев-подпольщиков.
Могила Маши Брускиной
Казнь тогда фотографировали, было много свидетелей, но долгие годы имя 17-летней героини оставалось неизвестным — на волне советского антисемитизма (а Маша была еврейкой, племянницей знаменитого белорусского скульптора Заира Азгура), о ней постарались забыть. Уже давно в Минске существовали улицы, названные в честь других Машиных соратников, погибших в тот день с нею, а вот улица Маши Брускиной до сих пор есть только в Иерусалиме. Лишь в 2009 году на месте казни у проходной минского дрожжевого комбината установили памятный знак с именами всех подпольщиков.
А у этих чудовищных снимков было страшное продолжение. Весной 1997 года в Мюнхен привезли передвижную выставку «Преступления вермахта. 1941-1944 годы». Во время просмотра одной женщине вдруг стало плохо, и она потеряла сознание.
Ею оказалась Аннегрит Айхьхорн, известная журналистка, работавшая под псевдонимом Бригитте Мёллер. Она пришла на экспозицию, чтобы сделать очерк о выставке, о которой говорил весь город, но случайно в немецком офицере на фотографии узнала своего отца, Карла Шайдеманна. Со слов матери она помнила только, что он герой, что защищал родину, что воевал на Восточном фронте и погиб. Через несколько дней женщина написала статью «Мой отец — военный преступник». Что ей пришлось после этого пережить, представить можно, так как спустя несколько лет Аннегрит Айхьхорн покончила с собой.
Кстати, ее отец был только на этом одном из 28 снимков казни. Вот он, внизу слева в профиль. Теперь пытаются выяснить, какое он имел отношение к происходящему, поскольку известно, что казнь в Минске 26 октября 1941 года совершили добровольцы 2-го батальона полицейской вспомогательной службы из Литвы, которыми командовал майор Импулявичюс.
Майор Импулявичюс
Кенотаф Маши Брускиной установлен в Москве на Донском кладбище — в нише колумбария, где находится урна с прахом ее отца Б.Д.Брускина (мама погибла в гетто).