Люди, которые оказываются в местах лишения свободы, вынуждены жить в суровых условиях и в постоянном присутствии других — во всех странах это порождает жесткую иерархию среди заключенных.
А поскольку ГУЛаг был беспрецедентно масштабной и жестокой тюремной системой, то и возникшая в этих сталинских лагерях и тюрьмах иерархия «каст» заключенных была очень суровой. Даже в современных исправительных учреждениях, спустя более чем полвека, имеется разделение «сидельцев», которое практически без изменений пришло именно из ГУЛага.
«Блатные» — «высшая каста» арестантов
При полном однообразии внешнего облика заключенных, среди них, конечно же, была категория неформальных лидеров — чаще всего эту «элиту» называли «блатными». Также их упоминают под названиями «урки» (УР — уголовник-рецидивист), «воры», «черные», а сами себя они могли скромно называть просто арестантами или босяками.
Как правило, они стремились к тому, чтобы не выполнять никаких работ, считая достойным себе занятием в лагере либо безделье, либо карточную игру. Если была возможность перегрузить свою долю работ на других заключенных, «блатные» напрягали этим «мужиков». Но, конечно, не во всех лагерях это было реально — иногда и эти люди оказывались на общих работах. Хотя для них существовало и определенное табу: занимать какие-либо приближенные к администрации лагеря должности либо просто «теплые места» типа повара, библиотекаря и т. п. — такое считалось бесчестьем для настоящего вора.
Стать «блатным» мог не любой рецидивист или даже обладатель криминальной «специальности». К непременным требованиям относилась чистота биографии — разумеется, в специфическом лагерном понимании: человек в своей долагерной жизни не должен был работать на государство (в государственных учреждениях), не должен был состоять комсомольцем или членом партии, а также никогда не заниматься профессиями сферы обслуживания (официант, продавец и др.). Учитывая, что в те годы государство тотально контролировало занятость граждан, неудивительно, что полностью «чистых» от работы в госучреждениях людей было немного. Впрочем, так выглядеть стала ситуация примерно с тридцатых годов — а еще в двадцатых в лагеря попадали сотни тысяч «босяков» — сельской и городской маргинализированной бедноты: некоторые из них и становились «блатными».
Эти сливки тюремного общества могли командовать нижестоящими категориями заключенных. Могли собирать с них «дань» — продукты из передач, еду из пайки, что-то из личных вещей.
«Красные», они же «козлы»
Таким было общеупотребительное название заключенных, которые сотрудничали с руководством лагеря, получали от надзирателей поощрение и гласное (либо негласное) право на дисциплинарные воздействия на все прочие категории сидельцев. К «козлам» относили всех, кому доставалась какая-либо административная или имеющая бонусы должность в лагере — это люди, которые могли иметь доступ к продуктам на кухне или, например, к распределению одежды. Даже если занятие не предполагало возможности что-то урвать, но освобождало от тяжелых общих работ, человек на этой работе считался «козлом».
Были также в лагерях различные дисциплинарные и «воспитательные» отряды из числа заключенных — это и были «красные» в классическом понимании. Они докладывали надзирателям о различных нарушениях дисциплины и вообще о делах заключенных, могли позволить себе физические издевательства или поспособствовать, чтобы кого-либо наказали по лагерным правилам.
Разумеется, т. н. «козлов» не уважали, и для любого другого заключенного причисление к «козлам» считалось тяжким оскорблением. Но вот власть у этих людей всё же была — их опасались и не принимали в сообществе «блатных» или «мужиков» за своих, так как за ними стояло само руководство лагеря.
Хотя в период «сучьих войн» (последние десятилетия существования ГУЛага) к «красным» переметнулись многие «блатные» (кто идеологически, кто просто по соображениям безопасности или выгоды).
«Мужики»
Численно эта категория всегда превосходила все прочие, поскольку это и была основная «серая масса» контингента в лагерях и тюрьмах. Кстати, их так и называли — «серые». Это люди, которые в основном оказывались осужденными за единично совершенные, часто очень несущественные, преступления: мелкие кражи, бытовые драки и пр.
А учитывая специфику сталинской судебной системы и практику осуждения людей по «политическим» статьям, то в категории «мужиков» оказывались и представители интеллигенции, и люди с «неправильными» биографиями, и мн. др. То есть это определение характеризовало не социальный слой, из которого вышли эти люди (простонародье), как может показаться из их названия, а функцию и социальную роль, которую они получали в лагере.
Мужики ходили на все виды работ, им не полагалось особых привилегий. Если кто-то из них попадал на более выгодное место в лагере (например, работник кухни или библиотекарь), его могли перестать считать «мужиком», а счесть «красным».
«Опущенные»
Это однозначно самая низшая каста. Общепринятыми названиями таких людей были также «голубые» или «петухи».
В числе «опущенных» оказывались люди нетрадиционной сексуальной ориентации (а в тогдашнем законодательстве за это была уголовная статья). Также зачастую уже в самих лагерях «опускали» бывших милиционеров, представителей госорганов и тому подобных работников. Но бывало и так, что среди «опущенных» оказывались и другие люди: например, стукачи (доносчики), или не отдавшие карточный долг, или просто слабые духом, «сломавшиеся» люди.
Кадр из фильма «Беспредел»
На «петухов» возлагали самые худшие и грязные виды работ, им выделяли только худшие места в общих камерах. К их личным вещам (обычно набор этих предметов ограничивался одеждой и металлической посудой) никто не должен был прикасаться, для этого даже делались отметки на предметах — миску и ложку иногда помечали дырками. К самим «опущенным» также не прикасались, с ними не разговаривали (только озвучивали команды и требования), а замеченный в малейшем контакте с «петухом» или его вещами человек сам становился «заполосканным» — еще не «опущенным», но как бы под подозрением.
Была, конечно же, практика гомосексуальных насильственных отношений с «петухами»: «опущенные» должны были обслуживать «блатных», а иногда и «козлов». Между «мужиками» и «петухами» такая практика была редка. Это считалось внутрилагерной проституцией — за каждый такой акт опущенному давали мизерное поощрение.
В некоторые периоды существования ГУЛага или в отдельных лагерях иногда возникали дополнительные касты заключенных. Например, в период ВОВ и в послевоенные годы лагеря заполнялись «вояками» — дезертирами с фронта, заподозренными в коллаборации с врагом.