Дмитрий Пожарский
Смутное время — самая страшная страница в истории России. В это время на кону стояла судьба державы. Центральная власть отсутствовала, страну терзали банды иноземцев и разбойников. Но нашлись в России силы, которые сумели объединить народ и восстановить государственность.
Все знают, что князь Дмитрий Пожарский и посадский человек Кузьма Минин возглавили Второе ополчение, чтобы выбить из Москвы оккупантов-поляков. Менее известно, как сидели в осаде в Кремле поляки и примкнувшие к ним изменники из числа русских. А жаль — жуткие подробности польского «осадного сидения» хорошо показывают, до какой степени одичания могут дойти европейские «цивилизаторы», оказавшиеся в экстремальных условиях.
Голод не тетка
Двигаясь из Нижнего Новгорода, Второе ополчение в конце лета 1612 года подошло к Москве. Почти одновременно с ним к Белокаменной подошло войско польского гетмана Яна Ходкевича с огромным обозом, в котором находились продовольствие и военное снаряжение для осажденных в Кремле и в Китай-городе поляков.
Ян Ходкевич
Но в трехдневном кровопролитном сражении ополченцы сумели отразить натиск армии Ходкевича, и он вынужден был отойти от Москвы, так и не сумев снабдить осажденный в Кремле польский гарнизон всем необходимым.
Для поляков, сидящих в осаде, наступили черные дни. Они терпели голод и лишения. Продовольствие подошло к концу, собаки и кошки были съедены, а траву, которой тоже питались, засыпало рано выпавшим в том году снегом. В пищу сначала пошли старинные рукописи, хранившиеся в Кремле. Польский историк Казимир Валишевский писал: «Они пользовались для приготовления пищи греческими рукописями, найдя большую и бесценную коллекцию их в архивах Кремля. Вываривая пергамент, они добывали из него растительный клей, обманывающий их мучительный голод».
Но рукописи вскоре закончились. Начался голодный психоз. Участник осадного сидения пан Будило вспоминал: «Я многих видел таких, которые грызли землю под собой, свои руки, ноги, тело. А хуже всего, что они хотели умереть и не могли. Они камни и кирпичи кусали, прося Господа Бога, чтобы они сделались хлебом, но откусить не могли».
А вскоре началось и людоедство. Правда, первыми в пищу пошли трупы. Их выкапывали из могил и варили из них похлебку. Всего было съедено около восьми сотен трупов. Наиболее хозяйственные запасали человечину впрок. Полковник Будило писал: «Человечье мясо солили в кадках и продавали: голова стоила 3 злотых».
Тяжба из-за трупа
Когда все покойники были выкопаны из могил и съедены, поляки стали убивать и есть живых людей. Первыми в котлы пошли русские пленные. Их убили, а тела пошли в пищу осажденным. Когда же пленных не стало, поляки начали поедать друг друга. Один гайдук убил и съел свою мать, другой — родного сына. Пехотный поручик Трусковский съел своих двоих сыновей За два месяца из трех тысяч польского гарнизона осталось в живых полторы тысячи.
Полковник Будило вспоминал: «Сильнейшие пользовались слабыми, а здоровые — больными. Ссорились из-за мертвых, и к порождаемым жестоким безумием раздорам примешивались самые удивительные представления о справедливости. Один солдат жаловался, что люди из другой роты съели его родственника, тогда как по справедливости им
должен был питаться он сам с товарищами. Обвиняемые ссылались на права полка на труп однополчанина, и полковник не решился прекратить эту распрю, опасаясь, как бы проигравшая тяжбу сторона из мести за приговор не съела судью».
Но сдаваться поляки не хотели. И не из-за опасения мести ратников Второго ополчения за резню, которую они учинили в Москве. Ведь перед тем как закрыться в Кремле они устроили в русской столице настоящий погром. За один день были убиты около семи тысяч человек.
Смутное время
Вот что пишет очевидец этих событий, немецкий наемник Конрад Буссов: «В церквах они снимали со святых позолоченные и серебряные ризы, ожерелья и вороты, пышно украшенные драгоценными камнями и жемчугом. Многим польским солдатам досталось по 10, 15, 25 фунтов серебра, содранного с идолов, и тот, кто ушел в окровавленном грязном платье, возвращался в Кремль в дорогих одеждах; на пиво и мед на этот раз не
смотрели, а отдавали предпочтение вину, которого несказанно много было в московитских погребах — французского, венгерского и мальвазии. Кто хотел брать, брал, от этого начался столь чудовищный разгул, блуд и столь богопротивное житье, что их не могли прекратить никакие виселицы».
Поляки не сдавались из-за своей сословной спеси. Они не желали признать свое поражение. Польский историк Валишевский писал: «Сопротивление командира польского гарнизона Струся и товарищей, продлившись до ноября 1612 года‚ искупило бы много польских ошибок, если бы, доводя военную доблесть до крайних пределов, эти дивные воины не перешли пределов допустимого для цивилизованного человечества. Поляки упорно ожидали короля и, судя по их поведению, несмотря на самые ужасные испытания, не теряли душевной твердости. На предложения противников они отвечали бранью и насмешками. Виданное ли дело, чтобы дворяне сдавались скопищу мужиков, торгашей и попов».
Каждому по заслугам
Но сдаться все же пришлось. В конце октября 1612 года воины Второго ополчения штурмом взяли укрепления Китай-города. Их взорам предстало омерзительное зрелище — множество котлов, наполненных человеческим мясом. Уцелевшие поляки бежали в Кремль, где просидели в осаде еще четверо суток, после чего сдались, предварительно выговорив себе пощаду. Согласно условиям капитуляции, поляки должны были вернуть все награбленные в Москве ценности. Но они решили схитрить. При осмотре драгоценностей из царской
сокровищницы у пленных не оказалось. Выпустив из Кремля накануне сдачи русское население, они использовали это время, чтобы с помощью предателей во главе с Федькой Андроновым спрятать сокровища на территории Кремля.
Кузьма Минин
Предателей поймали и пытали, многие из них умерли под пыткой, но ничего не выдали. Федька Андронов бежал, но был вскоре пойман, и, пытанный второй раз, выдал тайники, в которые поляки спрятали награбленное. Найденные в них деньги Минин тут же раздал своим ратникам в оплату за службу.
Вместе с поляками из Кремля вышли и сидевшие там в осаде русские бояре во главе с Федором Мстиславским. Они покинули Кремль через Троицкие ворота. Среди них: боярин Иван Романов с семьей своего брата Федора, Ксения Ивановна Романова с сыном Михаилом Федоровичем, будущим первым русским царем из династии Романовых.
Трехдневные переговоры лидеров земства с Боярской думой, продавшейся полякам, окончились подписанием соглашения, скрепленного присягой. По этому соглашению Дума как высший орган государственной власти согласилась аннулировать присягу польскому королевичу Владиславу и порвать все отношения с королем Сигизмундом III. В обмен бояр обещали не обвинять в измене и сохранить за ними родовые имения. Все пожалования Сигизмунда и Владислава объявлялись недействительными. Наемникам была обещана жизнь.
Пленные поляки покинули Кремль. Полк Николая Струся отправился в Китай-город, в казацкий лагерь князя Трубецкого, литовский полк Будилы — в Белый город, в лагерь князя Пожарского. Обозленные казаки Трубецкого перебили почти всех своих пленных. У князя Пожарского с пленными обошлись мягче. Уцелевших поляков разослали по тюрьмам в Ярославль, Галич, Белоозеро, Вологду. В некоторых городах, например в Галиче, они были побиты населением. Ожесточение народа на поляков было безмерно.
Второе ополчение вступило в Кремль. Там, как и в Китай-городе, русские увидели жуткие картины. Историк Валишевский писал: «Войско и народ вступили в священную ограду Кремля… радость сменилась скорбью перед раздирающим душу зрелищем: в подвалах склады внушающей ужас провизии: омерзительное крошево, в котором воображение кое-кого из московитян рисовало себе части тела друга или родственника».
Так закончилась эпопея с захватом русской столицы поляками. Примечательно, что ровно через двести лет в Москве снова побывали иноземные захватчики — солдаты Великой армии Наполеона Бонапарта, которые своим поведением оказались не намного лучше войска польского короля Сигизмунда III.