Интервью о маньяках
Широкий резонанс вокруг дела ангарского маньяка, который недавно сознался в 60 новых убийствах, показал, что общество не может оставаться равнодушным к подобным зверствам. Тысячи статей, сотни тысяч комментариев в Сети и долгие вечерние обсуждения на кухнях по всей стране можно аккумулировать в один вопрос: почему обычный человек превращается в серийного убийцу?
Ответить на него попытался Владимир Калиниченко — бывший следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР. В своей работе он не раз встречался с маньяками лицом к лицу, в том числе с печально известным Чикатило, а все громкие дела так или иначе попадали на его рабочий стол.
— Владимир Иванович, когда вам впервые пришлось иметь дело с маньяком? И почему именно этой части своей работы вы посвятили несколько книг?
— Когда я начинал работать в 70-х, в районной прокуратуре Запорожья, о сексуальных маньяках еще никто и не слышал. В те годы мне попалось дело: была убита молодая девушка. Ее изнасиловали в извращенной форме, вспороли живот и перерезали горло. Тогда я понял, что, скорее всего, в районе орудует сексуальный маньяк, и стал поднимать все старые нераскрытые дела, похожие по почерку.
Вскоре я наткнулся на два уголовных дела. Оба в Бердянске. Оба уже с приговорами. В одном случае тоже была убита и изнасилована девушка — за это посадили невменяемого. Во втором — за двойное убийство приговорили человека к расстрелу. Поняв, что это дело рук одного человека, я практически пошел наперекор своему начальству, так как к тому времени в этих делах была поставлена точка, и никто не был заинтересован в новых поисках преступника. Но я настоял, и злодей был пойман. После этого я увлекся такой сложной и неоднозначной темой, как сексуальные преступления.
— Чем отличается такой вид преступлений от «обычных»?
— Сексуальные извращения — это форма психического заболевания, то есть изменение направленности полового влечения на бессознательном уровне. Литературы про них очень мало, и до середины XX века они не составляли проблемы для России. Столько видов сексуальных извращений: педофилия, геронтофилия, зоофилия, некрофилия… Но всем им свойственна невменяемость, у которой два критерия: неконтролируемость самих позывов к действиям и невозможность ими управлять. Сексуальные преступления — самые труднораскрываемые, потому что человек готовится к ним. Тщательно продумывает.
Опять-таки, если взять разбойное нападение, все равно награбленное придется где-то реализовать, то есть преступнику нужно будет взаимодействовать с другими людьми, оставаться в тени не получится. А тут все происходит тет-а-тет, и жертва редко остается жива. Притом маньяком может оказаться и плотник, и врач, и следователь — да кто угодно!
— Насчет «кого угодно» — расскажите подробнее: как выглядит маньяк? Опишите его психологический портрет.
— Растет парень, обычно не очень красивый. Появляются прыщи, еще какие-нибудь «прелести», от этого неуверенность с девочками. А когда наконец-то происходит контакт с женщиной, то из-за психологических барьеров он выходит неудачным. На и так эмоционально нестабильного парня обрушивается презрение, у него уже начинает нарастать к девушке неприязнь.
Далее он пытается избежать отношений со знакомыми — начинает созревать мысль получить контакт с неизвестной ему женщиной. Возникает необходимость нападения. Одно, второе, третье — сначала проходят неудачно. Он вооружается. И вот он затаскивает жертву в укромное место, раздевается… А у него не получается
Представьте бурю его эмоций: вот она уже даже не сопротивляется! У него рождается жуткое чувство ненависти. Он ранит ее ножом — и в это время происходит оргазм. Он в ужасе, но продолжает измываться. Отрезает ей грудь. Второй оргазм. Все. На уровне бессознательного рефлекса это поведение закрепляется в его голове. Мы получаем готового садиста.
Так и с другими извращениями. Если маньяк испытывает половое удовлетворение с трупами, то он ради этого раскопает могилу; если только когда агонизирует жертва, то он будет душить; если он садист — пойдет на любые сделки с совестью, чтобы резать и убивать.
— Есть же, наверное, что-то, что влияет на становление маньяка? Не все же ими вырастают!
— Это может быть начитанный мальчик, воспитанный на книгах. Но у него произошел сдвиг, и мы получили зверя. Например, Сливко в юношестве увидел ДТП с погибшим ребенком. Кровь, переломанные руки… И у него возникло возбуждение. После этого, работая учителем, он увлекал детей видеосъемкой, обещая сделать фильм про пионеров. Купил камеру и снимал, как расчленял детей и как они агонизировали в петле. Когда я просматривал эти пленки, я заметил, что после повешения очередного мальчика он бежал из кадра, расстегивая штаны. Сами понимаете — чтобы что успеть…
Хотя у будущего маньяка может быть и плохое образование. Антисоциальное поведение окружения способствует появлению отклонений. Например, когда люди попадали в колонию за изнасилование — их сразу опускали. Они не могли есть за одним столом с другими заключенными, спали у туалета… У них ломалась психика, и очень многие из них перерастали в серийников. Это часто бывает, но не обязательно.
— Встреча с маньяком — это 100%-ный летальный исход? Как можно спастись? Есть ли «проверенные» способы?
— Был такой сексуалист по фамилии Шкрипко. Он совершил свое первое убийство вместе с глумлением над трупом, нанес множество ножевых ранений. Стало понятно, что у нас в Запорожской области появился сексуальный маньяк. Мы ждали следующего преступления. Спустя несколько месяцев была убита нянечка детского сада.
Мы начали поиски, допустив, что некоторые нападения могли не закончиться смертью жертвы. Пытались узнать, кто мог остаться в живых. Вскоре нашли ночного сторожа — женщину. Когда преступник напал на нее, она его уговорила не убивать и поклялась, что никогда его не выдаст. Но женщины все равно болтают, так что мы на нее вышли. Пришлось дать гарантию, что она не будет проходить свидетелем по делу. Она согласилась походить с оперативниками по улицам города и увидела своего мучителя. Его сразу же повязали. Он оказался ко всему прочему зоофилом: в день расправы над нянечкой он изнасиловал и убил лошадь, подрубив ей ноги…
Конечно, случаются нападения неудачные, то есть маньяку что-то помешало либо его могли спугнуть, пока происходило раздевание или изнасилование, до самого убийства. Но те, кто выжил, — это элемент чистой случайности. Например, когда маньяк думает, что убил, а на самом деле до конца довести свой замысел не смог. Такие случаи бывали, но предсказать поведение жертвы или того, кто напал, очень и очень сложно. Здесь, простите меня, никаких рекомендаций нет.
У меня был эпизод. Грабитель и насильник, а по совместительству кандидат в мастера спорта по легкой атлетике поймал женщину. Забрал у нее деньги и решил изнасиловать. Начинает раздевать, а она ему говорит хладнокровно: «А ты что, сам не умеешь соблазнять? Нужно обязательно насиловать? Я тебе и так дам». Он растерялся! Говорит: «Ну, ложись тогда на землю». Она ему в ответ: «Ага, ты же мне сейчас всю одежду замнешь! Давай стоя?» Она поднимает юбку, а сама смотрит, как он раздевается. И как он только расстегнул штаны, она трусы подтягивает и как давай убегать! А ему неудобно — у него штаны-то уже спадают! Он орал: «Стой! Догоню, убью!..» А она ему в ответ: «В следующий раз!» Кстати, потом она сама его на улице увидела, позвонила, и мы его задержали. Женщине помогло хладнокровное поведение в этот момент. Но, отмечу, это был просто разбойник, а не маньяк.
Маньяк нападает скрытно. Его цель — совершить преступление, поэтому что ты ему ни говори — он уже знает, что убьет. Кроме того, саму жертву парализует страх.
— Как маньяк выбирает, на кого напасть? Есть ли психологический портрет жертвы?
— Есть виктимология — провоцирующее поведение жертвы. Вообще тут все стандартно: привлекает обычно либо развратная одежда, либо походка жертвы, например, когда человек часто оглядывается, и видно, что боится, либо присутствие в сомнительной компании. Это все провоцирует. Но я не беру те случаи, когда маньяк на чем-то зациклен. Например, режет женщин, или только в белых колготках, или блондинок, или исключительно брюнеток…
— А как поймать маньяка? Почему правоохранительные органы ищут их иногда десятилетиями?
— Потому что не хватает желания у наших органов. Желания и некоей системы. Например, я считаю, в МВД давно необходимо создать специальный центр, где можно «высеять» маньяка по почерку.
Возьмем дело Виктора Литвиненко. В селах Запорожской области насиловали и убивали старух. Зацепок не было, но я сразу понял: это кто-то, кто знает местность. Стали проверять всех, у кого в семье родственники были замечены в сексуальных извращениях. И выяснили, что его старший брат и отец были пойманы за сношением с животным! Стали его самого пробивать, а он в момент убийства был в том селе. Хотя на него никто не мог подумать: пограничник, красавец, умница, женат…
Поэтому я всегда говорил: каким бы человек ни был изворотливым, его можно поймать. Ведь он должен на место преступления прийти, он должен его совершить, и он должен оттуда уйти. А значит, он никогда не сможет остаться в социальном вакууме. И если ты понимаешь, как его искать, то ничего ему уже не поможет. Нужно работать на местности, а у оперативников не хватает квалификации. Вот нужно, например, участковому проверить сто домов. А как ты узнаешь, проверил он их или нет? По рапорту не понять.
Вообще, любое преступление оставляет следы. Маньяки чаще всего используют одно и то же оружие — например, специальный нож. Поэтому когда производится судмедэкспертиза трупа жертвы — это творческий процесс. То есть мы видели место преступления, у нас есть труп, а значит, мы можем восстановить, что и когда происходило с жертвой. И, например, находишь зазубрину от ножа в ребре. По ней уже нетрудно восстановить, какое именно было оружие, и так далее, цепочка пошла.
— Угрожали ли вам или вашей семье расправой? Обещали ли отомстить? Вам было когда-нибудь страшно?
— У меня был единственный случай, но это был не убийца, не маньяк, а вор в законе. Он тогда пригрозил расправой моей семье. Я встал, зажал его волосы руками, головой об стенку его как ахнул! А у него была женщина и ребенок маленький. Я ему сказал: «Тронешь мою родню, я вырежу всю твою семью». Он аж опешил, говорит: «Как?! Ты же прокурор!» Я говорю: «Нет, в этом плане я человек». С ними (преступниками) по-другому говорить бесполезно. Поэтому мне забавно, когда, бывает, смотришь какой-нибудь допрос в кино. И там говорят: «Гражданин маньяк, расскажите, пожалуйста, уж будьте так любезны, сколько убийств вы совершили?..» Цирк! Ты должен быть психологом круче, чем сам обвиняемый. Ты должен его обыграть. Быть сильнее нравственно.
— Как вы «раскалывали» подозреваемых? Какие чувства испытываешь, когда находишься наедине с душегубом?
— Когда мы сталкиваемся с такими случаями, необходимо проведение комплекса психолого-психиатрической и сексологической экспертизы. Последняя должна ответить на вопрос: страдает ли лицо сексуальным извращением, и если да, то в какой форме.
Если ты понимаешь, как возникло сексуальное извращение у человека, то ты как следователь не задаешь стандартных вопросов. Ты должен втереться ему в доверие, сказать: «Друг, я тебя понимаю и не осуждаю». Говоришь с ним лучше, чем доктор. И тогда он доверяет тебе то, что никому бы не рассказал. Он лопается, выговаривается.
Когда я видел перед собой маньяка — для меня это был всего лишь обвиняемый, в судьбе которого я хотел разобраться. Когда человек нес наказание вплоть до расстрела, у меня не было к нему ненависти или неприязни. Я просто понимал, что эту кару он заслужил.
— Так, может быть, ангарского маньяка Михаила Попкова именно «недораскололи»? Ведь чем еще объяснить, что он сейчас, уже будучи осужденным, называет новые жертвы? Зачем ему это?
— Причин может быть несколько. Быть может, это покаяние. Когда человек сидит в одиночной камере, ему может прийти такая мысль. Либо ему могли предложить взять на себя «висяки» за какие-нибудь последующие послабления. Так было всегда и есть сегодня. Понимаете? Правда, если следователь уважает себя, он не позволит этому произойти.
Попков (он бывший милиционер) имел доступ к сводкам, поэтому неизвестно, не приписывает ли он сам эти трупы себе. Когда меня пригласили в телепередачу про Попкова, там был работник розыска, который вышел на него, но он боится говорить об этом в подробностях. Мне ясно, что его били за это по рукам. Ведь невозможно представить себе, что в Ангарске 10 лет пропадали женщины — и никто за эти годы не пытался соединить все нити. Это детский лепет.
Значит, здесь нужно не просто раскрыть преступление, но и разобраться, почему они оставались нераскрытыми. Где были глаза у следователей, прокуратуры? Я считаю, это укрывалось. Укрывали не потому, что Попков давал взятки, а прежде всего для спасения собственной шкуры.
А если вернуться к вопросу о причинах, почему ангарский маньяк продолжает называть жертвы, — признания могут быть и формой мании величия. Например, если взять Пичушкина, то он пытался переплюнуть Чикатило и радовался, что у него жертв больше.
Кстати, из тех маньяков, что попадались мне последние несколько лет, пожалуй, уровень Попкова по образованию и интеллекту повыше, чем у других.
— Да, наверное, Попкова действительно могли поймать и раньше. На одном из мест преступлений полиция обнаружила его пуговицу, но не придала этой улике значения. Как часто сотрудники правоохранительных органов допускают такие фатальные оплошности?
Попкова там, по моему мнению, прикрывали. Например, Ряховский — он же огромный блондин. И его запомнила не одна жертва. Я его когда увидел… Как? Ну как можно было его не найти?! Да с подобными приметами людей можно по пальцам пересчитать. Такими случаями я просто возмущен!
Так же — Михасевич (Геннадий Михасевич (1947–1987) — советский серийный убийца. В 1971–1985 годах совершил примерно 36 убийств женщин и одно покушение на убийство в Витебске, Полоцке и прилегающей сельской местности Белорусской ССР. Приговорен к смертной казни).
За его преступления было осуждено 14 человек! Один расстрелян! Маньяк лично участвовал в поисках жертв вместе с милицией. А ведь следователь заподозрил его, но убийцу не видели в упор, несмотря на красный «Запорожец», на котором он передвигался во время совершения преступлений.
У меня вообще был вопиющий случай: на месте убийства следователь сам затоптал следы преступника! Просто из вредности.
— Вы следили за делом Попкова и даже виделись с его родственниками. Почему его жена и дочь убеждены в невиновности маньяка? Это защитная реакция психики?
— Человек не может действовать в некоем безвоздушном пространстве. Он либо уходит с работы для совершения преступления, либо делает это после работы. Любое преступление — это стрессовая ситуация. Каким бы ты ни был актером, психологом, скрыть то, что ты только что глумился над человеком, невозможно. Кроме того, маньяк живет в городе, и если происходят убийства — он весь гудит. И что, родные, видя, что он поздно пришел в тот же день, когда и произошло убийство, не поняли? У меня это ничего, кроме зла, не вызывает. Со стороны близких — жен, родственников — это лицемерие. Не говорю, что они знали, что он убивал, но подозревали точно.
— Возможно, причина в том, что эти зверства, совершенные любимым человеком, казались родным Попкова не такими уж страшными… Вот взять хотя бы того же Пичушкина: совсем недавно за маньяка хотела выйти замуж его поклонница, которая познакомилась с ним по переписке, когда он уже был в колонии. Откуда берутся такие фанатки? Кто эти женщины? Почему одних деяния маньяка приводят в ужас, а других, наоборот, восхищают?
— Это тоже определенные сдвиги в сознании. У меня буквально недавно подзащитный, который был летом осужден за убийство, женился на присяжной! Ведь есть же любовь с первого взгляда. И никакого объяснения этому феномену.
Помню, раскрывали одно сексуальное преступление, поднимали все дела об изнасилованиях. Нашли одну из женщин, вызвали. Сидим она, я и начальник милиции. Она говорит: «Да, было. Он на меня напал». Я говорю: значит, надо наказать. Она же внезапно отвечает: «Хлопцы, а что вы хочете? Да у мене до фига было мужикив, но шоб вот так было добре, як с ним, ни с кем не было! Вы его отпустите, я с ним дальше встречаться буду».
— Общались ли вы с маньяками после заключения? Как они ведут себя? Приходит ли им мысль: если бы я начал жизнь заново…
— У любого человека есть страх перед расплатой, желание выйти на свободу. Иногда у маньяков возникают сожаления, но только иногда. Потом, если его выпустить, у него другое возникнет в сознании. Знаете, выносилось же предложение об их химической кастрации — я иногда думаю, что в этом есть смысл. Потому что когда у маньяка пропадает желание к интимным отношениям, он перестает нападать. Это может само собой произойти и в 30 лет, и в 40. Все зависит от конкретного человека. Прикажете ждать?..
— Можно ли исправить сексуалиста, если обнаружить его психическое отклонение? Есть смысл их лечить или это бесполезно?
— Хочу сразу оговориться: не все извращенцы больны, часть — просто развратные люди. Есть те, кто не может контролировать влечение, а есть те, кому в силу своей пошлости плевать, с кем сношаться: с женщиной, мужчиной, ребенком или коровой. Я считаю, что если признают, что человек страдает заболеванием в виде сексуального извращения, то после отбывания наказания он должен находиться в ссылке, в отдаленном районе, в глуши. А пускать его в город, где социальная жизнь, нельзя. Он будет порождать новые преступления. Такое уже много раз было. Это игра в гуманизм, не более того.
Можно ли их вылечить? Пока медицине это неизвестно. Но сами себе они помочь могут. У нас был учитель музыки по фамилии Мохнорыло, он тоже был извращенцем и нападал на людей, притом за его спиной было уже три судимости, две из которых — за развращение малолетних. Нашли мы его в Ростове, в баптистской церкви. Он таким образом решил исцелиться, так как ничего с собой поделать не мог.
— В одной из документальных передач про заключенных в колониях особого режима рассказывали про такой случай: когда пришло постановление о моратории на смертную казнь, человек, которого должны были расстрелять, повесился в камере, так как не вынес мысли о пожизненном заключении. Как, по-вашему, что гуманнее: казнь или пожизненный срок?
— Наши гуманисты говорят, что нельзя расстреливать, потому что всегда есть вероятность, что осудили невиновного. Но я хочу у них спросить: а если невиновный отсидел 20 лет — это что, гуманнее? Вопрос-то не в этом. Когда совершается особо тяжкое преступление и нет сомнений в виновности человека, должна быть кара за содеянное. Конечно, должна применяться смертная казнь! В приговоре на пожизненный срок все равно остается малый шанс выйти.
А когда гуманисты говорят, что смертная казнь никого не пугает, — это чушь! У меня был один обвиняемый — майор милиции, он шел на расстрел, распевая песни, а другой, его подчиненный, идти не мог, обмочил штаны, тащили его на руках… У разных людей разная реакция, но я глубоко убежден, что преступления против личности должны строго караться. И умирать никто не хочет. Раньше даже за два трупа почти всегда был расстрел. Получить 15–20 лет за такое преступление было почти нереально.
— Владимир Иванович, на ваш взгляд, почему основная масса маньяков орудовала на рубеже 80–90-х? Какова обстановка сейчас? Кто из маньяков запомнился как самый свирепый?
— Действительно, маньяки появились в эти годы. Почему? Для меня это загадка. По крайней мере, их почти не было до 60-х. А потом — как посыпались. Сейчас количество маньяков только растет.
Странный вопрос: кто свирепее? Разве можно между ними устраивать рейтинг? Сливко, например, на камеру раскладывал расчлененные детские трупы. Ножки отдельно, ручки отдельно. Кто хуже — он? Или тот, кто давит женщин удавкой? А может, тот, кто бьет их ножом?.. Я не могу ответить. Чикатило, например, откусывал языки и губы еще живым жертвам…
— А есть ли у вас любимый фильм про убийц? Какое кино более приближено к правде?
— С точки зрения моего познания, что такое каннибалы, доктор Лектор из фильма «Ганнибал» — персонаж, очень близкий к правде. Да и сюжеты с ним похожи на реальность. А наши снимать про маньяков не умеют.