20 ноября 1945 г. в Нюрнберге начался первый в истории международный судебный процесс над главными нацистскими военными преступниками. Впервые лица, входившие в правительство агрессивной империалистической державы, были посажены на скамью подсудимых. Процесс имел особое значение, как по целям, так и по тем усилиям, которые приложили его участники, чтобы разоблачить и пригвоздить к позорному столбу нацистских главарей. Местом заседания трибунала был выбран город Нюрнберг. И это не случайно.
Нюрнберг — цитадель нацизма. Здесь проходили традиционные сборища нацистской партии и были приняты важнейшие фашистские законы, здесь, на городском стадионе, под рев осатанелой толпы Гитлер громогласно провозглашал тысячелетие фашистского рейха.1 октября 1946г., Международный военный трибунал (МВТ), созданный в соответствии с Лондонским соглашением между СССР, США, Великобританией и Францией от 8 августа 1945 г., к которому присоединились еще 19 государств, после почти 11-месячного судебного разбирательства вынес исторический приговор, положивший конец вековой безнаказанности всех тех, кто пытается играть судьбами народов. В нем нашел отражение принцип, согласно которому каждый военный преступник должен нести ответственность перед судом независимо от его места в государственной машине.
Политики обязаны ответить за принятые преступные решения, генералы — за преступные приказы, солдаты — за их исполнение. Главные нацистские преступники признаны виновными в преступлениях против мира, т.е. в осуществлении заговора для подготовки и ведения агрессивных войн, в преступной агрессии против .Австрии, Чехословакии, Польши, Дании, Норвегии, Бельгии, Югославии, Греции, СССР и ряда других стран, в нарушении международных договоров и соглашений. Трибунал судил их также за совершение военных преступлений и преступлений против человечности, т.е. за преступное попрание законов и обычаев войны, истребление миллионов мирных граждан, убийство и истязание военнопленных, массовый угон населения временно оккупированных территорий в нацистское рабство, разграбление государственной и частной собственности, разрушение городов и сел, убийство, истязание и преследование многих миллионов людей по расовым, политическим и религиозным мотивам, умерщвление сотен тысяч престарелых, больных и детей, производство изуверских опытов над людьми.
За перечисленные преступления суд приговорил Геринга, Риббентропа, Кейтеля, Розенберга, Франка, Фрика, Штрейхера, Заукеля, Йодля, Зейсс Инкварта, Кальтенбруннера и Бормана (заочно) к смертной казни через повешение; Гесса, Редера и Функа — к пожизненному тюремному заключению; Шираха и Шпеера — к 20 годам, Нейрата — к 15 и Деница — к 10 годам тюремного заключения. Подсудимые Шахт, Папен и Фриче были оправданы и освобождены из-под стражи. Но некоторые преступники предстали перед судом намного позже, когда уже и не думали, что правосудие настигнет и их.
Лишь в июле 1968 года генеральный прокурор западноберлинской судебной палаты смог предъявить виновным обвинение. Обвинительное заключение объемом 720 страниц содержало перечень убийств, совершенных двенадцатью убийцами-эсэсовцами, занимавшими в свое время руководящие посты в главном управлении имперской безопасности. Во главе списка подсудимых значился Фриц Вёрн, бывший гауптштурмфюрер СС, входивший в состав руководства отдела по делам евреев. В числе подсудимых, которым на процессе в Моабите инкриминировались тягчайшие преступления, находился и бывший оберрегирунгскриминальрат Эмиль Берндорф, возглавлявший отдел «превентивное заключение».
Служебное рвение
В главном управлении имперской безопасности Верн и Берндорф работали рука об руку. Вёрн осуществлял контроль за точным соблюдением многочисленных параграфов Нюрнбергских расовых законов, которыми так называемым «неарийцам» запрещались элементарнейшие вещи: пойти в парикмахерскую, в кинотеатр, иметь велосипед или радиоприемник, пользоваться общественным транспортом и даже… сидеть на скамейке в парке!
Когда Вёрн узнавал о нарушении подобных запретов или хотя бы предполагал их нарушение, он отдавал распоряжение об отправке «виновного» в концлагерь, что почти всегда кончалось газовой камерой.
Служебное рвение этого человека было поистине неистощимым. Он не мог отказать себе в удовольствии лично сформулировать часть «правовых» оснований для своей «практики» — отправки людей на смерть. В качестве примера можно указать на приказ от 9 апреля 1942 г., запрещавший внебрачные связи между «лицами, рожденными в первом поколении от смешанных немецко-еврейских браков, и чистокровными немцами». Из-под его пера выходили циркуляры, адресованные филиалам гестапо и представлявшие собой не что иное, как директивные распоряжения об уничтожении людей.
Берндорф был исполнителем приказов Вёрна. Он отдавал приказы об отправке людей в концентрационные лагеря. Им было подписано примерно 500 000 приказов об арестах, «завизированных» штемпелем-факсимиле, на котором значилась фамилия сначала Гейдриха, а позднее — Кальтенбруннера. Штемпель Берндорф держал в ящике своего письменного стола и пользовался им по мере надобности. Берндорф был исправным бюрократом, выполняя свои функции палача. Он не забывал о мелочах. Он следил за тем, чтобы перед отправкой в концлагерь жертвам вручались памятки, содержавшие требования оплатить различные счета, отключить газ и воду, выключить свет. Живой инвентарь (кошек, собак, птиц), следовало передать в другие руки.
«Меня поражало»
Из числа двенадцати подсудимых Вёрн — единственный, кто был привлечен к суду как исполнитель преступления.
В обвинительном заключении ему вменялось в вину «умышленное, из низменных побуждений, убийство точно не установленного, но составляющего несколько тысяч числа людей совместно с национал-социалистскими главарями Гитлером, Герингом, Геббельсом, Гиммлером, а также с Гейдрихом, Кальтенбруннером, Генрихом Мюллером, Эйхманом и заместителем последнего Рольфом Гюнтером, которые занимали руководящие посты в гестапо и, действуя через бывшее главное управление имперской безопасности, сыграли важную роль в истреблении евреев».
Непостижимо, но факт: этот человек остался невредимым в послевоенный период. Денацификация его не коснулась. Его годовой доход составлял 67 000 германских марок.
Как и все профессиональные убийцы из главного управления имперской безопасности, Вёрн утверждал, что ничего не знал об уничтожении евреев: «Об этом я узнал из газет лишь после окончания войны». Председатель земельного суда Геус возразил: «Но не могли же Вы не замечать, что в Германии почти не осталось евреев?» Вёрн: «Действительно, это меня поражало».
Вёрн отрицал свою индивидуальную вину. Тем охотнее он обращался к лживому тезису о коллективной вине германского народа. Вёрна спрашивали: «Что же было предосудительного в том, что Ваши сограждане-евреи отдыхали на скамейках в парке?» Вёрн: «Это была тогдашняя установка». Вопрос: «Минуточку, чья же это была установка?» Вёрн: «Ну, широкая общественность
этого не желала». Вопрос: «Послушайте, для нас это новость». Вёрн: «Да, да… германский народ испытывал беспокойство, когда на скамейку садился еврей».
Случай в больнице
Вёрн продолжал упорно отрицать, что он убийца. Однако кольцо улик все сильнее сжималось вокруг него. Начали говорить о его посещениях берлинской еврейской больницы. Там Вёрн не единожды выносил смертные приговоры. Один случай особенно врезался в память тех, кто остался в живых. На календаре — 28 июня 1943 г. В коридоре еврейской больницы разговаривают двое: двадцатидвухлетняя медицинская сестра Эллен Вагнер и доктор Радлауэр, один из врачей больницы. Внезапно их предупреждают: «гестапо!» Гестапо — это Вёрн, который без предупреждения прибыл для проведения одной из своих пресловутых инспекций. Эллен Вагнер поспешила к своему рабочему месту и столкнулась лицом к лицу с этим человеком из главного управления имперской безопасности.
Молодая медсестра считалась «отпрыском от смешанного брака в первом поколении». Когда Вёрн подошел к Эллен Вагнер, то заметил, что звезда Давида плохо пришита к ее кофточке. Это решило судьбу молодой женщины. Верн покраснел от гнева и впал в бешенство. Через два часа Эллен Вагнер арестовали и препроводили в сборный лагерь на Гамбургишештрассе. Ее путь лежал через один из лагерей в окрестностях Брауншвейга в Освенцим. До февраля 1944 года отчаявшаяся мать лелеяла надежду, что ее дочь могла остаться в живых. Затем почтальон передал ей письмо из комендатуры концентрационного лагеря. Из него исстрадавшаяся женщина узнала, что Эллен умерла 8 декабря 1943 г. «от осложнений, вызванных ангиной».
Вёрн отрицал убийство Эллен Вагнер. Он якобы никогда не посещал еврейскую больницу. Хотя Вёрн был явно изобличен многочисленными свидетелями, председатель суда отдал приказ о выезде суда на место происшествия.
15 июня 1969 г. Вёрна привели туда, где он, глядя в лицо своим жертвам, решал, жить им или умереть. Когда группа участников процесса проходила по отделениям больницы, одна из пожилых медицинских сестер приблизилась к ним, указала на подсудимого и воскликнула взволнованным голосом: «Да ведь это эсэсовец Вёрн!» Председатель суда спросил ее, откуда она знает Вёрна.
«А он довольно часто заходил в наше отделение»,- ответила медицинская сестра. Во время этой сцены Вёрн впервые потерял самообладание. На несколько секунд его полностью оставили присущие ему высокомерие и наглость.
Информатор гестапо. Дессау, Германия, 1945 год.
Поощрение последователей
К началу октября представление доказательств по делу Вёрна было завершено. В плане судебного заседания у председательствующего значились заключительные речи обвинителя и защитников. Обвинитель, прокурор доктор Нагель заявил: «Этот подсудимый не питает уважения к человеческому достоинству и не признает право каждого человека на жизнь. Он лишь немного отстает от пресловутого Адольфа. Эйхмана. Мотивами его деяний были фанатическая расовая ненависть, антисемитизм и убежденность в том, что евреев необходимо уничтожать».
Обвинитель не оставил сомнения также в том, что подсудимый был непосредственным исполнителем преступлений. «Именно убийцы из концентрационных лагерей были пособниками Вёрна, а не наоборот».
Прокурор потребовал для преступника, виновного в массовых убийствах, пожизненного тюремного заключения. Защитники настаивали на оправдательном приговоре. Адвокат Шейд заявил: «Люди, принадлежавшие к руководителям «третьего рейха», сегодня от имени народа и нашей молодой демократии снова вершат свое дело. Те, кто создавали законы, во исполнение которых действовал некий Фриц Верн, все еще находятся среди нас».
Справедливые слова, не дающие никаких оснований для снисхождения. Какое же решение примут судьи Моабитского суда присяжных?
13 октября 1969 г. в зале судебного заседания царит торжественная тишина. Председатель суда Геус монотонным голосом оглашает приговор. Подсудимого приговаривают за пятикратное пособничество в убийстве к двенадцати годам тюремного заключения и к шести годам лишения гражданских прав.
Таким образом, в Моабите вновь проиграли старую пластинку: снова только пособник, но не исполнитель!
В приговоре одно юридическое сальто-мортале следовало за другим. Правда, судьи считали доказанным, что Верн «перенял расовую ненависть у своих вышестоящих начальников». Но уже в следующей фразе приговора следует отрицание принципов Нюрнберга: подсудимый при совершении преступлений «не преследовал личных интересов». Не преследовал личных интересов? Но кто же сегодня сознался бы в том, что преследовал личные интересы! При подобном критерии сам Гитлер мог бы рассчитывать на снисхождение.
Среди публики возникло волнение.
Член социалистической единой партии Западного Берлина Эмиль Редман, обращаясь к залу, воскликнул: «Я протестую от имени миллионов жертв, за убийство которых несут ответственность звери из СС и гестапо, равно как и подсудимый по этому делу Вёрн….Господа, от чьего имени вы выступаете? От имени народа? Нет! Вы говорите от имени этих убийц, совершавших преступления во времена фашистского режима насилия. Это путь к новому фашизму!» Единственным аргументом, к которому прибегнул председатель судебной палаты Геус, — было применение силы. Он отдал приказ очистить зал судебного засе дания. Следуя ранее апробированной схеме, прокурор опротестовал приговор суда. В порядке пересмотра приговора в ревизионном порядке дело попало в федеральный верховный суд в Карлсруэ, к юрисдикции которого вообще не относится рассмотрение дел, происходившее в Западном Берлине. Из Карлсруэ дело возвратилось обратно в суд присяжных в Моабите. Западноберлинским судьям предстояло проверить, не являлся ли Вёрн все же исполнителем преступления в деле об убийстве Эллен Вагнер. Последовал второй процесс перед судом присяжных. Но это было не что иное, как притворные усилия, лицемерный ритуал, призванный ввести в заблуждение общественность. 6 июня 1971 г. западноберлинский суд присяжных вновь огласил приговор в отношении Верна. В приговоре осталась формулировка «пособничество в убийстве», наказание: двенадцать лет лишения свободы.
Однако спустя четыре года, 25 июня 1975 г., Вёрна выпустили на свободу; от оставшегося срока наказания он был освобожден «условно». Свое решение суд обосновал следующим образом: «Благоприятный социальный прогноз в отношении поведения подсудимого, отчего зависит определение остающегося срока наказания, позволяет предположить, что он (Вёрн) не совершит новых преступлений».
Таким образом, был открыто поставлен под сомнение смысл наказания военных преступников и преступников, совершавших преступления против человечности. Со времен Нюрнберга наказание таких преступников должно в немалой степени служить предупреждению аналогичных преступлений в будущем. Пока в мире еще существуют люди, которые в Вёрне и ему подобных видят образцы для подражания, любое снисхождение к нацистским преступникам означает поощрение их последователей.